«Корёмаль» и второе рождение песни «Манхянга»

После юбилейного концерта, посвященного 20-ти летию русского ансамбля «Добрая песня» при Дворце авиастроителей, где успешно дебютировали мои трое внучат, я с грустью призадумался.

Внуки  мои-   Настенька  ( 11 лет ,гитара-соло),  Алеша  ( 10 лет ,гитара-ритм) и Сашенька  ( 7 лет , солистка) — выступили прекрасно с песней «Город золотой». Им бурно аплодировали. Русский культурный центр их наградил грамотами и подарками. Но они все трое носят мою фамилию Ким и значатся в графе «национальность» корейцами.

«Неужели,- думал я, – от своих внуков так и не услышу корейскую речь, хотя бы в исполнении корейских песен? Неужели на мне в моей семье окончательно прервется самобытный и по-своему уникальный язык моих предков, обосновавшихся на стыке трех государств – Кореи, Китая и России. Я имею в виду «Корёмаль».

После недолгих раздумий решил включить в их репертуар какую-нибудь корейскую песню наших предков. Перебрал в памяти много песен. Но все они не подходили по разным причинам. Хотелось найти душевную песню, которая была бы связана с судьбой наших предков, вынужденных покинуть родину в поисках лучшей доли.

И вот однажды ночью приснился мне сон из далекого детства. Мама, сидя на теплом полу, что-то латала и тихо напевала песню. Я проснулся, открыл глаза, а мелодия продолжала звучать в моей голове. Мелодия эта уже не покидала меня. Она следовала за мной везде. Самое главное – она не была незнакомой. Мы очень часто слышали ее на различных мероприятиях. Не раз с упоением кружились с Лорой под звуки этого грустного вальса. Мы были молоды и не задумывались, есть ли слова у этого вальса, и какие они?.. Мелодия сама по себе уносила нас вихрем вальса в далекую, неведомую, но такую близкую для нас страну. И не только мы это чувствовали. Этот вальс, наверно не случайно, особенно нравился людям пожилого возраста. И теперь я понимаю почему. Смолкали последние звуки, а на сердце оставалась какая-то щемящая грусть.

Я быстро собрался и пошел к Вячеславу Петровичу, руководителю фольклорного ансамбля «Роёндан». Он был дома. Я напел ему мелодию, а в конце спросил, как эта песня называется и знает ли он слова?

Он заметно оживился и сказал: « Ой, эту песню пел мой отец, — и, немного призадумавшись, добавил, – называется «Гогук санче»…, а больше ничего не знаю, к сожалению. Гера, спроси у наших старушек. Может, они тебе помогут. Извини, больше помочь ничем не могу. В нашем репертуаре, в основном, песни КНДР, а в последнее время поем только южнокорейские песни…

Немного огорчившись таким поворотом событий, я поехал по делам в город, а вечером решил навестить самых пожилых старушек, которые увлекались пением.

Так я и сделал, и с коробкой конфет первой навестил Елизавету Дмитриевну, победителя конкурса по исполнению корейских фольклорных песен в прошлом году. Она практически потеряла зрение и в последнее время не выходила из дома. Моему появлению она очень удивилась, но заметно обрадовалась. Что делать, старикам всегда не хватает нашего внимания. Уделив несколько минут традиционному расспросу о здоровье и семье, я изложил причину своего визита. Оказалось, что она знает только мелодию, а слов не помнит. Я попросил ее хотя бы напеть в диктофон мелодию этой песни.

В последующие два вечера я навестил еще двух преклонных бабушек. Результат оказался тот же.

Параллельно я попросил детей провести поиск в Интернете на сайтах исполнителей корейской песни. Все безрезультатно.

Немного помог мне известный народный певец Кан Владимир, кстати, мой одноклассник. Он напел один куплет песни, но сказал, что не уверен в точности произношения.

В тот вечер мы засиделись, вспомнили общих друзей, школу, послушали песни в его исполнении и, самое главное, он подсказал, к кому мне еще можно обратиться.

К моему удивлению, это оказался мой старый знакомый Тхай Николай Никанорович, музыкант, поэт, экономист, очень образованный и мудрый человек. По моим подсчетам, ему должно быть около 80 лет и живет он в колхозе «Узбекистан».

В 1990 году, когда мы с женой ездили в Северную Корею, он  тоже с женой  был в составе этой делегации. Мы там познакомились и подружились, и во всех поездках были вместе. Меня удивляло его спокойствие и грамотное владение «Корёмаль». В его устах наш язык звучал непривычно красиво и своеобразно. При более близком знакомстве оказалось, что он стал целенаправленно изучать корейский язык в 60 лет, уделяя этому занятию по несколько часов ежедневно. Поразительное упорство на склоне лет. В результате  он стал поэтом-песенником корейских песен, которые отсылает своему брату, композитору, в Казахстан.

Я поделился с Николаем Никаноровичем, что привело меня к нему. Мы долго беседовали, вспоминая прошлое, рассказывая о событиях, которые пришлось пережить. В конце он дал мне новый двухтомник «Сборник забытых песен советских корейцев». «То, что ты ищешь, должно обязательно быть в этом сборнике, — сказал он, – воспользуйся, а потом верни обратно». На том и расстались.

Дома я полистал книгу и понял, что это клад, сокровище…, что это плод колоссального труда авторов. По крупицам собрать давно забытые песни, объезжая поселок за поселком… Представить невозможно, сколько труда, времени и средств для этого понадобилось… Честь и хвала авторам и спонсорам сборника  Ким Бён Хак, Хан Якову, Ким Чун Тхя и другим.

На свою затерянную песню я наткнулся сразу, даже в двух вариантах. Эта песня называлась «Манхянга».

Я попытался перевести текст песни. Смысл песни был понятен, но часть слов мне так и не удалось перевести. Обошел двух знатоков корейского языка Чин Александра Ивановича и владельца сборника Николая Никаноровича. В их объемных словарях тоже не нашлось перевода. Договорились положиться на интуицию и догадаться по смыслу. Еще раз я убедился в своеобразности возникновения нашего языка «Корёмаль»…

То, что этому языку надо уделить более пристальное научное внимание, я понял в 1990 году в Пхеньяне в гостинице «Чённён», когда встретил китайских корейцев из китайской провинции «Хейлуцзян», с центром в городе Харбин.

Не скрою, были времена моей молодости, когда мы стеснялись своей корейской речи, переданной с молоком матери. Это были тяжелые послевоенные годы.

Помню, когда пошел в первый класс в середине 50-х годов, я не знал ни одного русского слова, кроме нескольких неприличных из узбекского и русского лексикона.

Слава богу, замечательная наша первая учительница Олимпиада Николаевна, объясняя на корейском, помогла нам шаг за шагом освоить русскую азбуку и русский язык. Так, незаметно, потихоньку русский язык вытеснял «Корёмаль». Чтобы возродить его, не помогло даже введение урока корейского языка раз в неделю.

Надо отдать должное родителям, которые до самого своего последнего дня общались с нами на «Корёмаль». Еще с десяток лет после того, как их не стало, во сне я общался с ними на корейском языке. Принято считать, что язык, на котором говоришь во сне и является родным языком…

Но вернемся в отель города Пхеньяна в 1990 год. Как-то в фойе гостиницы я заметил толпу вновь прибывших туристов. Прошел бы мимо, но услышав знакомый характерный говор на «Корёмаль», я спросил, откуда они приехали, ожидая, что они назовут один из регионов Советского государства. Каково было мое удивление, когда они назвали: «Чун Гук.  Хейлуцзян-до».

Я переспросил: » Почему же я вас так хорошо понимаю? Ведь я из далекого Узбекистана.»

«Мы с вами с Хамгенбук-до и приграничных к нему районов Китая и России. Там несколько столетий назад и сформировался данный разговорный язык  «Корёмаль». В современном Хамгенбук-до говорят на государственном северокорейском языке, в основу которого был положен пхеньянский диалект», — подробно объяснил мне пожилой мужчина из группы.

Уточнив, в какой комнате они остановились, я вежливо попрощался, пообещав зайти как-нибудь вечером. Прошло несколько дней. И как-то после ужина  я решил навестить новых знакомых. В комнате, куда я постучался, жили две женщины среднего возраста. Комната была завалена покупками : одеждой и телевизорами японского производства. Нисколько не стесняясь меня, они освободили мне стул и предложили сесть. На откровенный открытый разговор они шли неохотно. Мне пришлось рассказать о судьбе моих родителей, насильственном переселении в Узбекистан из Дальнего Востока. О том, как они осваивали болотистые места, создавая корейские колхозы. А сейчас их стараниями мы живем в больших домах и получаем высшее образование, имеем машины, телевизоры, холодильники и т.п. Я заметил, что они потихоньку оживились, в глазах появилось что-то похожее на зависть. Это потом я понял, что для них мой рассказ – это сказка о волшебной стране.

Поймав мой взгляд, одна из женщин разоткровенничалась:  «Вы думаете, что это мы себе купили? Вовсе нет. Это все мы везем, чтобы продать и выручить деньги. Этих денег хватит, чтобы вернуть занятый долг с процентами, а на остальное купить хотя бы холодильник. Только спустя три года разрешается еще раз выехать из Китая. Тогда можно будет приобрести шкаф для одежды, а затем и телевизор. А дома наши маленькие и низкие из двух-трёх  комнат с глиняными полами, с печкой и с котлами. Топим дровами и углем. О ванной и туалете, как в гостинице, мы и не мечтаем, о газовых плитах не имеем представления. Вот так и живем, и никакого просвета. Корейцы в Китае, в целом, живут даже лучше, чем коренные китайцы», — к концу откровения она прослезилась, а во взгляде я заметил отчаяние, пустоту и безысходность.

Надо было уходить. Я сказал, что надо надеяться на лучшее и вышел из комнаты. В этот момент я вспомнил фразу одного из экспертов мировой экономики, который считал, что Китаю надо 1000 лет, чтобы вырваться из нищеты и обеспечить достойные условия для проживания своих граждан.

Мне стало очень жалко своих соотечественников, проживающих в Китае. Я считал, что нам, советским корейцам, в чем-то повезло, хотя беспокойство и ожидание  предстоящих трудностей в стране было. Но то, что при этом распадется страна, я не мог представить даже в самом страшном сне.

В то время трудно было даже предположить, что голодающий Китай за каких-то 10-15 лет будет одевать и кормить добрую половину всего человечества. Я вспомнил об этом эпизоде своей жизни не для того, чтобы подчеркнуть достижения Китая (хотя это достойно внимания). Больше всего меня интересовал общий для советских и китайских корейцев разговорный язык «Корёмаль». Понятно, что он исчезает под упорным наступлением «Хангукмаль» — родного языка соотечественников из Южной Кореи.

Было время, когда «Корёмаль» без особого сопротивления стал трансформироваться в «Чосонмаль» — северокорейский вариант корейского языка. И это мы считали правильным и справедливым, ведь не надо было тратить много сил и средств на создание целой системы структур, необходимых для сохранения данного языка.

Не знаю, как в Китае обстоят дела с «Корёмаль», а в бывшем Союзе в ближайшее время участь его предрешена. Я не питаю иллюзий на этот счет. Но попытаться поддержать и сохранить его в песенном фольклоре, считаю, нужно. Я не поэт и не музыкант, но хочу своим примером показать людям творчества и искусства, что нужно поработать в этом направлении.

Песня «Манхянга» родилась на Дальнем Востоке. Это песня о тоскующих по родной земле корейцах, вынужденных покинуть ее в поисках лучшей доли.

Мы с женой решили возродить эту песню на «Корёмаль» с переводом на русский язык для подрастающей молодежи. Ни для кого не секрет, что русский язык – язык межнационального общения граждан когда-то огромного и сильного Союза. И так случилось, что для нас он стал родным. Через этот язык мы пытаемся вспомнить прошлое и заглянуть через наших внуков в будущее.

Перевод песни «Манхянга» дался нам с Лорой не сразу. Мы много раз меняли редакцию текста. Снова и снова прослушивали мелодию, соединяя ее со словами. Хотелось как можно ближе к тексту передать содержание песни и найти именно те слова, которые наиболее точно передавали бы душевное состояние человека, измученного ностальгией по дому, по Родине. Спорили, пели, искали, находили и опять думали, спорили и искали…

Замечательный гитарист С.В. Косымбаров под мое с внучкой Сашенькой пение сделал аранжировку этой песни на две гитары: Настенька — гитара соло, Алеша – гитара ритм. Сашуле понравилась мелодия и, узнав содержание песни, она выучила ее на «Корёмаль» через русский язык с русской бабулей Галиной. Что удивительно, ее детское произношение довольно точно передает содержание и настрой песни. Вы можете в этом убедиться, прослушав эту песню на моем сайте — www.kimgero.com

За неимением возможности выступить перед корейской публикой, дебют песни «Манхянга» в исполнении моих внучат на «Корёмаль» и на русском языке состоялся во Дворце авиастроителей и был очень тепло принят русскоязычной аудиторией.

Но все же мне очень хочется, чтобы песня стала доступной тем, кто знает и понимает «Корёмаль», кому близок и понятен русский язык.

Живи, песня, живи, «Корёмаль»! Не познав грусти, не узнаешь радости.

* * *

Ниже приводится текст песни «Манхянга» на «Корёмаль» и наш перевод на русском языке.

Родина, боль моя, Родина,
Где-то за тысячу миль…
Горы и реки чужие здесь,
Я вынужден жить  вдали.

Грустные мысли о Родине,
Думы только о ней.
Рвется душа на Родину,
Нет мне земли родней.

 

Ночью осенней душа щемит,
Ясная в небе луна.
Клином стая журавлей летит
С весточкой от меня.

Теплый привет передайте всем
И низкий мой поклон.
Знаю, что близкие ждут меня
И родительский дом.

 

Отчизна многострадальная,
Грусть и тоска моя…
Там, где остались любимые
И верные друзья.

Знаю, что помощь вам нужна,
Но нас разделяет стена…
Сердце горит и стонет в груди,
Любимые вы мои…

* * *